Сегодня исполнилось ровно 25 лет со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Ошибка сотрудников во время испытаний турбины, повлекшая выход реактора из-под контроля, стоила жизни и здоровья многим десяткам людей, и через четверть века после катастрофы ленты информационных агентств пестрят сообщениями о возможном заражении веществами, находящимися под ветшающим саркофагом, и сводками о последствиях аварии на японской АЭС Фукусима-1. В эксклюзивном интервью порталу RegionSamara.ru Сопредседатель Совета Международного Социально-экологического Союза, кандидат биологических наук, Сергей Симак оценил потенциал атомной энергетики современного типа и потенциальную опасность ее использования.
Насколько безопасно для Самары соседство с Балаковской АЭС и Димитровградом (где, в частности, имеются восемь реакторов, из которых 6 — действующих)?
— Опасность очень сложно оценивать количественно. Дело в том, что по официальным оценкам Росатома, вероятность аварии на один реактор составляет 10 в минус шестой степени в год. То есть вроде бы она достаточно небольшая. Но, во-первых, реактор не один — несколько находится в Димитровграде, четыре в Балаково, кроме того, там планируется возведение еще двух. То есть сразу умножаем, как минимум на 10, и получаем не 10 в минус 6, а 10 в минус 5. Во-вторых, по оценкам МАГАТЭ, вероятность крупной аварии седьмого уровня составляет одну аварию в несколько сотен лет, на самом же деле, за последние 25 лет произошло уже две подобных аварии. То есть налицо явно на порядки заниженная вероятность аварий, которые дают нам официальные проатомные структуры, очевидно, что она далеко не равна нулю.
Много раз появлялась информация об утечке радиоактивных веществ на Димитровградской АЭС. Насколько эти данные достоверны?
— В Димитровграде есть временное хранилище радиоактивных отходов. У общественных организаций, занимающихся радиационной безопасностью, есть сведения о том, что хранилище потеряло герметичность несколько десятков лет назад. Есть вероятность того, что по грунтовым водам вещества поступают в Волгу в небольшом количестве, пока это не может сказываться на повышении уровня радиоактивности, но все временно. При этом существуют официальные результаты замеров, было несколько инцидентов с выбросами радиоактивного йода, существуют документы, продолжаются судебные процессы.
Технологии со временем совершенствуются, возникают новые системы контроля и слежения, но защищает ли это от пресловутого «человеческого фактора»?
— Никакие технические системы не имеют нулевой аварийности, как бы ни понижали эту вероятность, какие бы устройства и защитные системы ни применялись, все равно она не будет равна нулю. За последние 60 лет случилось более 400 радиационных аварий. Примерно четверть их произошла из-за человеческого фактора. Предусмотреть, что в очередной раз неправильно сделает сотрудник или оператор, невозможно. Буквально на прошлой неделе при работах по ликвидации аварии на АЭС Фукусима-1 оператор нажал не на ту кнопку, и это вызвало дополнительный выброс радиации, и это случилось в высокотехнологической Японии с дисциплинированными японцами. Кроме того, мы никогда не можем быть уверенными, что не произойдет сознательный теракт: сейчас атомные электростанции рассчитаны на любое землетрясение, но не на падение, допустим, тяжелого самолета. Не исключено, что террористы не задумают повторить историю 11 сентября. Нет гарантии, что террористическая группировка не сможет устроить на АЭС своего человека и шантажом или же с помощью идеологической обработки не привлечет в свои ряды какого-либо сотрудника. Кто может гарантировать, что подобное невозможно?
Насколько легок доступ к информации о последствиях аварий на АЭС, прозрачна эта система?
— Система абсолютно непрозрачна, причем как на уровне Росатома, так и на уровне МАГАТЭ. Несколько десятилетий назад МАГАТЭ и Всемирная организация здравоохранения заключили соглашение о сотрудничестве, где есть пункт о неразглашении конфиденциальной информацией. Именно информация о последствиях радиационных аварий «придерживается», в какой-то мере даже она находилась под влиянием ядерного лобби, в результате чего последствия аварий, в том числе и Чернобыля, занижались и занижаются до сих пор. После Чернобыльской аварии было заявлено на уровне Росатома, что открывается общественной контроль – но это лишь пиар чистой воды. Представьте, если журналистов или общественников собрали на подобную акцию, провели в операторскую, показали мониторы, первый и второй уровни защиты, но, каким образом, они смогут оценить уровень безопасности? Для этого необходимо быть специалистом в этой области. Так что это профанация.
Насколько серьезно отслеживается уровень радиации в Самарской области и вообще на территории России?
— Уровень радиации отлеживается на федеральном уровне нормально. У нас есть сеть станции Росгидромета, которые замеряют температуру, влажность, давление, а также уровень радиационного фона. Поэтому если радиационное облако пройдет через территорию РФ, то наверняка повышение уровня зафиксируют. Другой вопрос, станет ли вся информация доступной? Однозначного ответа нет.
Это не связано с особенностями российских властей, это особенность людей, имеющих дело с ядерной энергетикой – для них характерны закрытость, секретность, нежелание делиться сведениями.
У них имеются свои аргументы, в которых есть свое рациональное зерно, но вопрос в том, готовы ли мы отдавать на откуп неизвестным нам людям решение о том, сообщать ли нам подобную информацию или нет?
Насколько необходимо строительство новых АЭС, есть ли иные эффективные пути получения энергии в подобном масштабе?
— Самые очевидные альтернативы были объявлены в прошлом году президентом. Россия сегодня имеет 40%- й потенциал энергосбережения, 40% энергии расходуются напрасно. При этом атомные электростанции генерируют 16% энергии. Нужно учитывать, что 25% от нынешних источников энергопотребления — потенциально возобновимые при существующих технологиях. Сегодня можно строить ветряки, солнечные электростанции и это будет рентабельно, дешевле, чем атом, если на это направить 10% от средств, которые тратятся на АЭС.
Самый простой ответ — от атомной энергетики современного типа, которая потенциально является крайне опасной и последствия которой могут быть крайне тяжелыми, надо просто отказываться. Но без резких движений: все нельзя закрыть за один день.
Но на первом этапе необходимо принять принципиальное решение об отказе от строительства новых АЭС, на втором — решение о отказе о продлении сроков использования реакторов, исчерпавших свой ресурс, а сейчас их уже 2/3. На третьем этапе необходимо принять решение о выводе из эксплуатации остальных реакторов. Этот процесс может занять 10-20 лет, но это необходимо. За этот срок нужно заместить выпадающие мощности другими источниками генерации. Кстати, одним из эффективных путей является переоборудование газовых электростанций и перевода их на паро-газовый цикл и КПД сразу же повышается с 34 до 50%. Технологий много и они не абстрактные, а реальные, но нет политической воли их активно развивать.
Если говорить о цене вопроса, то строительство одного атомного реактора обходится в 1,5 млрд. долларов, за эти деньги можно ввести гигантское количество мощностей, модернизировать множество других безопасных источников генерации.
Главная проблема — у ядерщиков мощная лоббистская структура и иные возможности защищать свои интересы, чем у производителей ветряков. Но даже глава Росатома недавно признал, что не может гарантировать 100% безопасность АЭС.
После отключения АЭС нужно около 10 лет тратить энергию на охлаждение станции — на это уходит порядка 30% энергии, которую она ранее вырабатывала. Поэтому, чтобы вывести ее из эксплуатации, нужно построить еще один реактор рядом, в полтора раза более мощный, и 30 % его мощности будет расходоваться на выведение предыдущего из эксплуатации. И при этом в мире накапливаются радиоактивные отходы, а эффективных технологий их уничтожения не существует. Ядерщики загнали себя и общество в техногенный тупик.
Анна ШИПИЛИНА
shipilina@regionmedia.ru
