Владимир Козлов: «Ммне часто доставалось от гопников»

Современный российский писатель встретился со своими читателями в Самаре и Тольятти

Писатель Владимир Козлов – автор скандального романа «Гопники» и «Школа» увиделся на прошлой неделе со своими читателями в Самаре и Тольятти. Этой осенью к выходу в печать готовится его новая книга «СССР». Сегодня мы публикуем выдержки из стенограммы на встрече писателя с блогерами, которая состоялась в тольяттинском клубе «Генератор».

—  Название книги «Гопники» как появилось? Ведь гопники не будут читать вашу книгу.
— По моей информации, сами гопники читают эту книгу (смеется). Более того, я получал какие-то идиотские сообщения в гостевой книги, например: «я прочитал книгу, как я рад, что мы такие же, как они». И ходит по Интернету фотография, где лысый чувак с сигаретой во рту позирует с книгой «Гопники», чтобы показать, насколько он похож. Гопники тоже были аудиторией, были моими читателями. Хотя, я думаю, что они вряд ли смогли понять, о чем все-таки идет речь, и, возможно, действительно восприняли это всерьез как некую пропаганду. Хотя не только гопники восприняли это как пропаганду. Мне в гостевую книгу и куда-то еще писали люди, обвиняющие меня в том, что я пропагандирую их образ жизни, в том, что я их защищаю и т.д. Книга была написана в 2001-2002 году, когда вообще такого понятия «современной российской прозы» не было. Она только начиналась. Разговор о том, прокатит или не прокатит, тогда смысла не имел, потому что ясно было, что это будет совершенно некоммерческая книга, которую, может быть, прочитают 1000 человек, может быть, она выйдет тиражом 1000 экземпляров. Поэтому название как-то случайно пришло, случайно сложилось, я даже не думал, никогда не анализировал. Оно появилось задолго до этих рассуждений: «да, наверное, название попсовое слегка, может быть, оно какое-то коммерческое и т.д.», и его просто уже менять не хотелось.

— Насколько легко было описать неформалов и гопников?

— Реальность гопников описать было несложно по той причине, что я прожил в ней очень много лет. Воспоминания были довольно сильные, яркие, даже через десять лет, как я оттуда уехал. А о неформалах, здесь немножко нужно разграничить. Во-первых, роман «Попс», где задача была действительно непростая, — был эксперимент, потому что я начал писать книгу о герое, который намного меня младше, который, в общем-то, живет в другой реальности. В той, в которой, я сам не жил. Было достаточно сложно, а насколько получилось — сложно сказать. Документальная книга о неформалах — это все-таки некая журналистика, могу сказать, что я старался быть объективным, что я пытался не занимать чью-то позицию. И все-таки в глазах обывателя, стороннего читателя скорее все-таки неформалов защищать, потому что лучше быть неформалом, чем гопником.

— Чем отличаются гопники того времени от тех, что сейчас?

— Те, которых я видел, не отличаются ничем. А! Одно отличие — наличие мобильного телефона в кармане.

— Бумер?

— В том числе. Очень часто.

— В то время все гопники спортсменами были?

— Да нет, разные были. Наверное, как и сейчас.

— В «адидасовских» штанах?

— В разных городах было по-разному. Я, еще помню, застал времена, когда вообще «адидасов» никаких не было, когда в ателье себе шили какие-то спортивные штаны, и количество полосок на них, и цвет полосок означал принадлежность к какому-то конкретному району города. Помню все эти ситуации. Это еще до всех «адидасов» было.

— А Вы не принадлежали к какому-то району?

— Формально принадлежал, но, честно говоря, к тому моменту, когда начались все эти походы за районы, мне было лет пятнадцать, у меня уже были другие интересы, это как-то уже было немножко глупо.

— Почему Вам это уже было не интересно?

— Во-первых, слушал какую-то музыку, которую мне было интереснее слушать, чем где-то там шариться, читал книги… благодаря этому, исключительно.

— А это было чем обусловленное влияние?

— Влияние, наверное, только лишь моего старшего брата, потому что в школе, во дворе никаких других влияний не было. Все старались быть «как все», старались быть под одну гребенку.

— А почему Вы в Америку поехали учиться?

— Случайность. Я жил в Белоруссии, где на тот момент ловить вообще было нечего, зато были гранты, позволяющие поехать в Америку поучиться. Режим Лукашенко — это то, от чего хотелось, конечно, свалить, пусть на год хотя бы. Поэтому с удовольствием уехал, как только представилась такая возможность. И потом там не остался все-таки. Убежал в Москву.

— Вы специально одели на встречу с читателями красную рубашку?

— Нет (улыбается). Я об этом не задумывался. А что? Нормальный цвет. Мне нравится. А что, он что-то обозначает, здесь, в Тольятти?

— Скажите, есть Лев Толстой – непротивление злу насилия, и есть Ленин и революция. Вам что ближе?

— Ленин сам по себе мне не близок, но если выбирать из этих двух, то, наверное, все-таки насилию, злу нужно сопротивляться. И пока не помню такого, не видел, чтобы непротивление к чему-то хорошему привело. В мое время, в том районе, где я жил, говорили: «На силу есть сила». По-моему, так и есть. Так и надо.

— Владимир, а как Вы к кризису экономическому относитесь? Творческие люди часто злорадствуют «крах буржуазной системы».

— Да какой же это крах? Пока краха нет. Я могу судить только по Москве, потому, что я вижу. Если какое-то количество офисных работников потеряло свою работу, или им сократили зарплату, — это еще далеко не кризис. По-прежнему, в каких-то ресторанах сидит народ, тусуется в клубах. У меня в книге «Плацкарт» была такая идея, что люди, которые живут сейчас в России, совершенно дезориентированы: они не понимают куда двигаться, и все, что у них есть, это консюмеризм. Покупать, зарабатывать, покупать, зарабатывать. В 2004 году, когда я писал эту книгу, хотя бы это было. А сейчас все это рухнуло. Потому что человек думал: вот он получил образование, устроился на работу, чуть продвинулся по службе, взял ипотеку, купил квартиру, машину, все это классно. А сейчас, бабах! И это рухнуло. Сейчас у людей вообще ничего не осталось. То есть злорадствовать особо мне нечего, не понятно…

— А как же национальная идея?

— Все зависит от страны, конечно. Я не люблю такое слово, не слово, а термин «национальная идея», потому что в этом много какой-то попсни, но во многих странах у человека нет такой дезориентации, непонимания, что вообще происходит. Социализм, капитализм, какая идеология, куда двигаться и т.д. То есть можно жить своей жизнью, своими понятиями, и это гораздо проще. Меня больше волнует то, что происходит здесь. Как автора, как человека, который что-то пишет. Не хочется оставаться в стороне, а хочется делать какие-то выводы, о чем-то писать. Не просто о каких-то отвлеченных делах, и погружаться в какие-то интеллектуальные игры. Это одна из тех вещей, которые меня волнуют.

— А ваши истории, из ваших книг, они автобиографичные?

— В разной степени. Я могу сказать, все, что я писал, все, о чем я писал, либо происходило реально, но не всегда со мной, либо мне про это рассказывали, и это могло происходить в той реальности, в которой я жил, и в которой происходит действие. Конечно, степень биографичности разная. Тот герой, рассказчик, который есть в «Школе», «Гопниках», и даже в «Варшаве» – это не я, но какие-то моменты биографии, какие-то моменты того, что реально происходило со мной.

— Вам доставалось от гопников? Физически, а не морально?

— Бывало. Доставалось. Бывало, конечно. Другое дело, что, в той среде, где я жил, в той школе, где я учился, на тот момент было подавляющее большинство гопников над всеми остальными, что шансов каких-то просто не было. И это считалось круто, это считалось нормально, все старались подражать этому всему, быть такими, как они. Поэтому шансов выживать в другой системе было не слишком много, было довольно таки тяжело.

— У вас в жизни есть мечта?

— Я не могу сказать, что у меня какая-то есть мечта. В литературе у меня была мечта, даже две: чтобы по какой-нибудь книге поставили фильм, и чтобы какую-нибудь книгу перевели на иностранный язык. Фильм пока не поставили, но права на экранизацию книги «Плацкарт» у меня купили, и я надеюсь, что этот проект все-таки состоится, хотя сейчас из-за кризиса его судьба под большим вопросом. А первая книга за границей должна выйти этой осенью, во Франции. Литературные мечты немного движутся.

Оксана КРУГЛОВА, «Аргументы недели»

СПРАВКА:

Владимир Козлов – современный российский писатель. В своих отчасти биографических книгах Козлов освещает жизнь провинциальной молодежи времен перестройки, переживания типичного представителя «среднего класса», становление личности молодого человека в условиях большого города.
Библиография:
«Гопники» (2002), «Школа» (2003), «Варшава» (2004), «Плацкарт» (2006), «Попс» (2007),
«Эмо» (2007), «Фанаты: прошлое и настоящее российского околофутбола» (2008)
«Реальная культура: от альтернативы до эмо» (2008).